Спустя несколько недель я вдруг заметил, что Хамид пристально следит за мной. Было ощущение, что он прилип ко мне, как жвачка. Через два дня он подошел ко мне.

– Ты никогда не писать. Здесь так много бутылок. Твоя голова работать, как компьютер, – шептал он мне на ухо.

– Да, у меня хорошая память, мне нет надобности записывать, – бодро ответил я, надеясь, что мой испуг ускользнет от его внимания.

– Хорошая память, но плохие глаза, – сказал Хамид.

Он настоятельно посоветовал мне сходить к окулисту.

Наверное, он застукал меня, когда я ковырялся в винном шкафу? Несколько раз в день я тайком брал каждую открытую бутылку, по весу определял, насколько она пуста, и наполнял ее до нужного уровня.

Как-то раз после смены я рассказал Хамиду о своей проблеме с глазами. Для этого я использовал те немногие латинские термины, что остались у меня в памяти после курса биологии, но медику этого было достаточно. Он бережно взял меня за руку.

– Я – твоя друг. Скажи, если я могу помогать тебе.

Слова Хамида глубоко тронули меня. В его голосе была искренность и сострадание, каких я не ожидал услышать ни от одного из своих знакомых.

Тина и ему объяснила, как работает кассовая система. Хамид быстро все сообразил и, уже начиная со следующего вечера, как и Тим, стал составлять отчеты по кассе. В свою очередь, я предложил Хамиду сопровождать его в походах по госструктурам.

Перед тем как уйти в длительный летний отпуск, я организовал стажировку для своего заместителя, которого приняли временно. Уже когда он представлялся, я услышал в его голосе странные нотки. Я боялся наихудшего, и предчувствия меня не обманули. Не прошло и недели с начала отпуска, как позвонил Хамид и сообщил взволнованным голосом:

– Новый мужчина делает проблемы. Весь твой система испорчен.

Со слов Хамида, в ресторане все пошло вкривь и вкось, в винном погребе царил хаос. Я боялся возвращаться. Опять неделями ползать по погребу, перетаскивать ящики, с лупой разглядывать, что написано на этикетках. Кроме всего прочего, следовало рассчитывать на крупный скандал с заместителем. У меня не было на это сил. Я не желал и не мог вернуться в ресторан. Ожидавшее там сломает меня.

Я попросил Тину прочитать объявления о найме, созвонился с несколькими ресторанами и отелями в Гамбурге, в одном мне предложили должность бармена. На собеседовании хозяин заведения уговорил меня в два счета своими соблазнительными условиями: четырехдневная рабочая неделя, фиксированные часы работы, никаких сверхурочных, высокая зарплата… Но больше всего меня прельстил скромный ассортимент напитков – хотя ресторан был большой. Мы договорились, что я выйду на работу через месяц.

На прежнее место работы я пришел лишь один раз, чтобы подать заявление об увольнении. Владелец ресторана сразу предложил мне больше денег, я поблагодарил его, но отказался. На прощание мы с Хамидом крепко обнялись. Потом передо мной возник Тим.

– И что мне тут без тебя делать? – в его голосе слышалась тревога.

– Работай добросовестно. Покажи, чему научился, – посоветовал я.

– О’кей, шеф. Я буду стараться. Обещаю!

Я вышел из ресторана и пошел по улице, спиной ощущая его взгляд. Тим провожал меня. Я не оглянулся.

Я отдохнул на славу. Мы с Тиной несколько раз сходили в ресторан, в котором я вскоре должен был работать. Обследовали местность.

Новая работа понравилась мне сразу. Команда дружная, справедливый начальник. Чтобы ориентироваться вслепую и не вылететь, я использовал знакомые стратегии: расстановку и зубрежку. Очень просто: всего двадцать пять наименований вин. Через пару недель бар был под контролем, а через три месяца меня повысили до управляющего. У меня в подчинении оказалось двадцать четыре человека. Тина и Энди помогали мне в административной работе. Все шло гладко, пока не подкачало здоровье.

Жуткие боли в бедрах вынуждали меня каждый день глотать обезболивающее. Со временем организм к нему привык, и пришлось повышать дозировку, но скоро и это перестало действовать. Ортопед упрекал меня в безответственности, говорил, что нельзя так нещадно нагружать организм, увещевал сменить профессию и предрекал преждевременный выход на пенсию.

Тина, Энди и Алекс придерживались того же мнения. Они видели, как я мучаюсь от боли и все чаще заглядываю в бутылку. Что ускользнуло от их зорких глаз, так это то, что вместе с обезболивающим я стал принимать и другие лекарства.

Перед началом смены я пил стимуляторы, ночью засыпал только со снотворным. В выходные намешивал себе коктейли из лекарств, уносившие меня в четвертое измерение. Большую часть времени я пребывал в пьяном угаре, и все равно моя жизнь не казалась мне опьяняюще прекрасной. Чем больше я уговаривал себя, что на работе все под контролем, тем ближе подступал страх, что моя тайна будет раскрыта и все полетит в тартарары.

Я уволился. Обратился в пенсионный фонд. Выйти на пенсию в тридцать два года – кошмар, но ничего другого мне не приходило в голову. Тина заполнила за меня горы бумажек.

Меня посылали то на одно освидетельствование, то на другое. Все пришли к общему мнению: при моем наборе болезней надо срочно менять профессию. Как бы там ни было, так называемые эксперты отказали мне в преждевременном выходе на пенсию.

Я бы с удовольствием работал и дальше, вот только ни один из врачей не мог мне сказать, где и кем. Пенсионный фонд уведомил меня, что мое дело отправили на повторное рассмотрение. А на что мне жить до того, никто не поставил меня в известность.

Пришлось взять себя в руки и найти место в гостинице. В те дни проблемы мне доставляли не только суставы, зрение также стало стремительно снижаться. Я несколько раз падал.

Врачи выказывали озабоченность и попрекали меня. Даже Тина поняла, что моя карьера в общепите завершилась. «Тебе не удастся больше скрывать свои проблемы со здоровьем, пойми», – напирала она.

Тина настояла на том, чтобы я повторно обратился в пенсионный фонд. Мне выдали больничный лист. Я проинформировал своего работодателя, что тяжело болен и в обозримом будущем лучше мне не станет. Поскольку я еще находился на испытательном сроке, уволили меня без проблем.

2002 год подходил к концу. Тина при всякой возможности давала мне почувствовать, что любит меня и будет безоговорочно поддерживать во всем. Энди и Алекс, мои лучшие друзья, тоже были на моей стороне. Но это не помогало. Такое существование не вызывало у меня ничего, кроме презрения.

Полоса лжи закончилась. Почему я сразу не обратился в службу по делам инвалидов? Я часто задаю себе этот вопрос. Раньше у меня не было на него ответа, и я не хотел даже думать об этом. Ответ нашелся всего несколько лет назад. И со временем мне все легче объяснить свое тогдашнее поведение.